Украинская страница Русского дневника

Как в 1947 году американский писатель Джон Стейнбек оказался в СССР, в том числе и в Украине

Сразу после войны, в 1947 году, американский писатель Джон Стейнбек оказался в СССР, в том числе и в Украине. Разрушенную войной республику местные власти постарались показать американцу как хлебосольный и богатый регион
Олег Шама

В марте 1946 года два друга, два американца — прозаик Джон Стейнбек и фотограф Роберт Капа — сидели в баре нью-йоркского отеля Бедфорд и обсуждали авантюрный план: они собирались поехать в СССР. Вторая мировая война, на которой оба были спецкорами, закончилась, и друзья ощущали собственную невостребованность. Вот они и решили отправиться в творческую командировку в Союз.

Это была нелучшая идея. Как раз весной 1946‑го бывшие участники антигитлеровской коалиции превратились в противников: мир разделила так называемая холодная война. Отношения между Западом и советским блоком обострялись, и уже через год президент США Гарри Трумэн озвучил в Конгрессе курс на сдерживание Советского Союза.

Однако у Стейнбека был свое*образный карт-бланш — его роман Гроздья гнева, посвященный страданиям простых американских фермеров во время Великой депрессии. Увидев свет в 1939‑м, книга стала бестселлером в США и получила Пулитцеровскую премию, хотя Стейнбеку из‑за нее пришлось бесконечно опровергать обвинения в симпатиях к коммунистам. Даже рядовые американцы иногда говорили писателю, что он сгустил краски в отражении социальных проблем. Но Стейнбек отвечал: “Я сделал все возможное, чтобы порвать нервы читателей в клочья”.

В СССР книгу приняли на ура — она, как посчитали советские идеологи, “правильно” показывает классовую борьбу. В итоге роман перевели на русский. А сам Стейнбек занял в Союзе нишу “хорошего американского писателя”, освободившуюся после того, как в СССР запретили произведения Эрнеста Хемингуэя — тот не в лучшем свете показал советских людей в текстах, посвященных Гражданской войне в Испании.

О чем не напишут

Американские газеты той поры то и дело печатали материалы об ужасах советской системы. Однако Стейнбеку хотелось увидеть жителей СССР собственными глазами. “Что там люди носят? Бывают ли там вечеринки? Как русские любят, как умирают? О чем они говорят? Танцуют, поют, играют ли они? Что они едят?” — так писатель объяснял в советском консульстве, чем его заинтересовал Союз.

Для дипломатов из Союза даже вполне невинный интерес Стейнбека к продуктам выглядел подозрительно: в то время советские крестьяне переживали пик очередного голодомора. В 1946 году правительство увеличило план хлебозаготовок. Зерно продавали или просто ввозили как помощь в страны Центральной Европы.

Чтобы избежать осложнений по хлебозаготовке, власти Полтавской области, например, в июле 1946‑го запретили “колхозам, колхозникам и единоличным хозяйствам продажу и обмен зерна и печеного хлеба до выполнения плана сдачи зерна государству урожая 1946 года”. В августе газета Заря Полтавщины опубликовала постановление: за самовольное нарушение этого запрета определялся штраф в размере 300 руб., а при повторном случае — привлечение к суду.

Многие руководители колхозов, помня большой голод 1933‑го, пытались сохранить хотя бы немного хлеба для своих крестьян. Сразу же прокатилась волна судов над председателями хозяйств, которые “под видом посевного фонда прятали вполне товарное зерно”.

В итоге только из Украины в 1946‑м вывезли около 2,5 млн т зерновых.

К марту 1947‑го из‑за голода Украина лишилась до 1 млн своих жителей. Тогда дистрофия лидировала в отчетах больниц, а в Измаильской и Днепропетровской областях были отмечены несколько случаев каннибализма.

В такую страну прибыли летом 1947‑го Стейнбек и Капа — обоим все‑таки дали разрешение на въезд — с тем, чтобы “написать правдивую книгу о России”.


НЕ СЕМЬЯ, А БАНДА: Супруги Александр Корнейчук и Ванда Василевская,
принимая Стейнбека в Киеве, попытались показать все преимущества жизни в СССР

Их нравы

Приезд Стейнбека всполошил советских функционеров и деятелей культуры. В атмосфере шпиономании все боялись лишний раз связываться с иностранцами. Даже Союз писателей открестился от организации пребывания американцев в стране. В итоге “крайним” стало Всесоюзное общество культурных связей с зарубежными странами (ВОКС). Формально этот орган позиционировал себя как общественная организация, однако работал в связке с министерством госбезопасности (МГБ). Сотрудники ВОКСа привлекались к вербовке агентов, там же проходили стажировку будущие разведчики.

Еще до приезда американцев на столе у Владимира Кеменова, председателя ВОКСа, лежало несколько справок на Стейнбека. В одной из них значилось: “Писатель превозносит пассивное отношение к жизни, философия его героев — брать жизнь такой, какая она есть, и максимально извлекать из нее простые радости… В книгах Стейнбека имеется некоторая болезненность, тяготение к патологии”.

Ввиду этого Кеменов дал распоряжение Ивану Хмарскому, заведующему американским отделом: “Надо его как следует прощупать. Не поддавайтесь гипнозу имени, а последовательно отстаивайте нашу линию на разоблачение американского империализма и зачинщиков холодной войны”.

Однако Стейнбека действительно интересовали обычные люди и их быт. Но он даже не предполагал, что в тогдашнем Союзе повседневная жизнь и политика неотделимы.

“Преимущества” советского строя бросились в глаза американцам уже в аэропорту Хельсинки. Туда приземлился сильно поцарапанный русский самолет, на котором они должны были лететь в СССР. При посадке у воздушного судна сломалось колесо шасси.

На советской таможне Стейнбека и Капу встретила накачанная девушка-грузчик с зубами из нержавеющей стали, “из‑за чего рот выглядел как деталь машины”.

В Москве гостей поразили суровые лица прохожих, смотрящих в асфальт, и улицы, на которых вообще не было слышно смеха.

О музее вождя революции Стейнбек написал: “Похоже, Ленин ничего не выбрасывал. В залах и на стендах можно увидеть его записки, чеки, дневники, манифесты, брошюры; его карандаши и ручки; его галстуки, его костюмы. В музее собрано все, что касается этого человека. Все, кроме юмора. Здесь нет никаких доказательств того, что он за всю свою жизнь хотя бы однажды подумал о чем‑то смешном, рассмеялся от всего сердца, побывал на веселой вечеринке”.

Многое о характере советских людей американцы поняли, общаясь со Светланой Литвиновой, молодой миловидной переводчицей ВОКСа, приставленной к путешественникам. "[У нее] были такие высокие моральные принципы, что мы, в общем, никогда не считавшие себя аморальными, на ее фоне стали казаться себе весьма малопристойными,— писал Стейнбек.— Нам нравится, когда женщина хорошо накрашена, и когда у нее стройные лодыжки. Мы предпочитаем, чтобы она пользовалась тушью для ресниц и тенями для век”. Литвинова же пояснила своим подопечным, что приличные советские девушки не ходят в ночные клубы, не курят, не красят губы и ногти, одеваются консервативно и очень осмотрительно ведут себя с парнями.