Цена идеи

В начале ХХ века в России началась настоящая истерия по поводу мнимых русских за рубежом. Особенно когда Галицко-Русское общество возглавил депутат Госдумы граф Владимир Бобринский. В 1908 году он поехал на общеславянский съезд в Прагу, находившуюся тогда в пределах Австро-Венгрии. Речи русского парламентария явно подстрекали к сепаратизму, и власти завели на него дело, уведомив, что отныне он персона нон грата в империи Габсбургов.

Это только подзадорило Бобринского. Он одним из первых осознал силу и цену пропаганды. Деньги на подобные идеи в России находились мгновенно. Еще в августе 1876 года жена Ивана Аксакова, председателя Московского славянского благотворительного комитета, записала в дневнике о телеграмме генерала Михаила Черняева, отправившегося добровольцем в Сербию на войну с турками. Он просил послать своей семье 500 руб. “Муж тотчас выслал жене Черняева 3 тыс. руб. и известил, что “комитет будет посылать ей тысячу рублей каждый месяц, пока ее муж служит в Сербии”.

Там же Аксакова сообщает о распространенном способе сбора средств на славянские дела: “Муж и несколько других директоров частных банков Москвы были вызваны телеграммами на тайное совещание, где всем им было приказано открыто оплатить государственный заем Сербии. Но на самом деле он тайно будет обеспечен государственным банком, который тайно перечислит средства частным банкам, тем остается только публично осуществить предоставление займа”.

Александра Бахтурина, современный русский историк, ссылаясь на Архив внешней политики Российской империи, сообщает: “В 1909 году министерство внутренних дел и министерство финансов приняли решение о регулярном выделении средств на помощь прикарпатским русским. Ежегодно выделялось 60 тыс. руб. и 25 тыс. руб. [по запросу руководителей соответствующих ведомств]. В 1911‑м Петр Столыпин (премьер-министр) отпустил единовременно 15 тыс. руб. на расходы по выборам в австрийский парламент. Естественно, речь шла о помощи организациям москвофильской ориентации”.

На съезде ГРБО в Петербурге Бобринский выступил с длинной речью о зверствах, которым якобы подвергаются православные в Австро-Венгрии. В доказательство он приводил письма свидетелей “произвола” своим родным, уехавшим в Америку. Цитировал, например, сообщение безымянной жительницы из Угорской Руси (Закарпатья): “Муж мой Федор сидит в тюрьме. Судить его будут не раньше чем через шесть лет”. Другая “русская” из той же местности писала, что ее односельчанку полиция в наказание подвесила на дереве, от чего та скончалась. А в галицком селе Залучье на православном молитвенном доме поляк-полицейский повесил табличку "Не входить! Ящур!" — это тоже подавалось как оскорбление религиозных чувств.

Особое внимание Бобринский уделил обстоятельствам арестов православных в Сигете и Львове. По первому делу были привлечены 94 крестьянина и отец Алексий (Кабалюк) из буковинского села Иза. К тому, что в Петербурге описывалось как изуверство, привело весьма необычное поведение самого священника. В 1902 году селяне обратились к сербскому патриарху, чтобы тот прислал им православного настоятеля на смену униатскому. За три года в Изе так и не дождались нового батюшку. Тем временем Кабалюк, уроженец Закарпатья, получил сан священника в Яблочинском монастыре (тогда в Российской империи). Прослышав о нуждах жителей Изы, он возглавил тамошний приход, что противоречило общему правилу рукоположения в Австро-Венгрии: православных священников там назначали Сербский или Константинопольский патриархи.

Кабалюка власти постоянно выдворяли из Изы, однако он всякий раз возвращался, однажды переодевшись в еврейского торговца, пока не эмигрировал сначала в Россию, а затем в Америку. Скандал разразился, когда изянам прислали грекокатолического пастыря. Те взбунтовались, и полиция арестовала без разбора около 200 человек. Половину из них отпустили еще до суда. Отец Алексий, приехав на процесс из Америки, получил 4,5 года тюрьмы, 32 человека — меньшие сроки. В России Кабалюк заработал имидж мученика и удостоился золотого наперстного креста от царя Николая II.

В то же время во Львове рассматривалось дело православного священника Максима (Сандовича) из галицкого села Граб. Духовное образование он получил в семинарии Житомира (тогда в составе России). Вернувшись на родину, он быстро прославился скромностью, и к нему потянулись даже грекокатолики. Церковные подати новый священник установил небольшие, а обряды часто проводил и вовсе даром. К тому же отец Максим бесплатно раздавал москвофильскую прессу, к которой крестьяне относились как к дару свыше.

В тех краях население нередко меняло конфессию из‑за жадности святых отцов. Например, в буковинском селе Орышковцы сразу более тысячи православных перешли в униаты — местный батюшка слишком дорого просил за свои услуги.

В марте 1912 года Сандович заехал к своему коллеге Игнатию (Гудиме), священнику села Залучье. Через пару дней в местную полицию поступил донос о том, что, прогуливаясь по мосту через Черемош, отцы якобы измеряли шагами его длину, что могло использоваться в шпионских целях.

Пунктуальная австрийская полиция отправилась в Граб выяснить обстановку. Тут злопыхатели Сандовича донесли, что некоторые дети его прихожан на уроках в местной гимназии высказывались, что их император вовсе не Франц-Иосиф, а русский Николай II. По слухам, отец Максим говорил, что вскоре Галиция перейдет в состав России.

Поскольку при обыске у Сандовича и Гудимы обнаружили многочисленную москвофильскую прессу, обоих отцов арестовали. Суд над ними состоялся только через два года. Приговор был оправдательным.


ДОЛЯ ШУТКИ: Карта 1900 года, изображающая настроение стран Европы.
Серьезно-юмористической назвал ее автор, британский карикатурист Фредерик Роуз

Медвежья услуга

Выгоду от этих процессов получили русские пропагандисты. С трибуны Петербургского съезда ГРБО архиепископ Волынский Антоний, учитель Сандовича, ораторствовал: “Мы должны воззвать на весь мир: “Мы слышим ваши стоны!”

На этот съезд продавались билеты. “Цена была немалая, по 10 руб.,— писали газеты.— Но все 5 тыс. мест были раскуплены”. К тому же Бобринский издавал свои речи отдельными брошюрами и продавал их по 25 коп.

В марте 1914 года граф еще и сумел пробраться на судебные процессы против святых отцов. В Петербурге австрийское посольство отказало ему в визе, но Бобринский получил ее в Румынии. Войдя во Львове в зал суда, он крикнул в адрес Сандовича и Гудимы: “Целуем ваши вериги!”

Николай Гирс, русский посол в Вене, 27 марта 1913 года писал в Министерство иностранных дел: “Со свойственной ему необузданной пылкостью и бестактностью Бобринский возбуждает против православных Прикарпатской Руси административные власти как в Галиции, так и в Венгрии”.

Российские архивы объясняют поведение Бобринского: в начале1913‑го он потребовал от правительства повысить расходы на поддержку “русских” в Австро-Венгрии до 200 тыс. руб. (500 тыс. гульденов). Историк Бахтурина пишет: с августа того же года деятельность москвофилов в Галиции стала наиболее активной, поскольку министр иностранных дел Сергей Сазонов сообщил минфину о необходимости обеспечить сумму, указанную Бобринским.

С началом Первой мировой австрийский генштаб обязал военное командование усилить меры по борьбе с подозрительными элементами. В августе 1914 года краевой президент Буковины Рудольф фон Меран создал для этих целей военно-полевые суды. Доходило до бессмысленных расправ. Например, жандармский вахмистр Лакингер хвастался, что в одном селе под Выжницей повесил 41 москвофила. А лейтенант Тробей приказал сжечь село Уторопы за то, что его жители симпатизировали русским.

Множество русинов оказались в лагерях для интернированных. Только через один из них — Талергоф — прошло около 7 тыс. настоящих и мнимых симпатиков России. Более 1 тыс. погибли там от болезней и голода.


ЗА ВЕРУ И ЗА ЦАРЯ: Православные священники Максим Сандович (в центре слева)
и Игнатий Гудима на суде во Львове, март 1914 года