История Украины, СССР и другие архивные факты

[Ozzy]

Рыжеволосая красавица, дочь алтайского бизнесмена Мария Бутина всегда отличалась бойким нравом. У себя на родине, в Барнауле, она работала журналистом, занималась общественной деятельностью — выступала за предоставление россиянам права на владение личным огнестрельным оружием — и была активисткой молодежного крыла партии власти Единая Россия.

Летом 2015‑го Бутина прилетела в Лас-Вегас на встречу кандидата в президенты Дональда Трампа с прессой. Ей удалось задать Трампу вопрос: какой будет его внешняя политика в случае избрания и, в частности, какими будут отношения США с Россией?

“Я знаю Путина. И, я вам скажу, мы с ним ладим”, — ответил Трамп.

Ответ порадовал россиянку, которая, по словам ее американских знакомых, не раз говорила о своей симпатии к Путину и даже носила портрет российского лидера на чехле смартфона. К слову, в 2011 году именно сотрудничество с путинской партией помогло ей перебраться из провинции в Москву.

В столице Бутина устроилась помощницей 60‑летнего Александра Торшина, заместителя председателя Банка России и пожизненного члена NRA. В 2015‑м она отправилась с ним в США и с тех пор стала регулярно наведываться за океан. А еще через год поступила на факультет международных отношений в Американский университет, получила студенческую визу и осела в Вашингтоне. Этот шаг, по мнению Глиза, может указывать на то, что россиянке было поручено при необходимости играть в очень долгую игру.

Одним из методов работы Бутиной, исходя из материалов ФБР, стал секс в обмен на связи и протекцию. Также через постель она предположительно вербовала новых агентов. Все это время ее любовником и проводником в мир американской политики оставался Пол Эриксон — еще один член NRA, с которым девушка познакомилась в Москве на почве общего интереса к оружию, а в США жила с ним в одной квартире.

“Мария была “спящим” [шпионом] в двух смыслах: максимально долго пребывала “в спящем режиме” и по ночам спала с нужными людьми”, — комментирует Глиз.

По данным обвинителей, финансовую поддержку россиянке оказывали еще несколько американских граждан, а также неназванный по имени “российский олигарх”. Журналисты предполагают: им является Константин Николаев, российский миллиардер и бизнес-партнер приближенных к Путину Аркадия и Игоря Ротенбергов.

Налаживать связи с американскими политиками Бутиной помогал Джордж Д. О’Нил-младший, потомок семьи Рокфеллеров, бизнесмен и издатель журнала The American Conservative. Встречалась Бутина и с сыном американского президента Дональдом Трампом-младшим на мероприятии NRA в 2016 году.

Все это время россиянка пользовалась своим настоящим именем и охотно фотографировалась с американскими чиновниками. “То, насколько в открытую она играла, является одной из самых примечательных особенностей дела Бутиной”, — делится с НВ Пол Пиллар, старший научный сотрудник Джорджтаунского университета и института Брукингса с 28‑летним стажем работы в ЦРУ. Он отмечает: если обычно подобные операции предполагают секретность, то эта была особенно наглой.

Пиллар вспоминает о шпионском скандале восьмилетней давности, когда в США была задержана россиянка Анна Чапман. Специально обученная шпионка, дочь дипломата и, по некоторым данным, экс-разведчика КГБ, вместе с группой агентов занималась поиском информации об американском ядерном оружии, политических партиях, руководстве ЦРУ и сплетнях в Белом доме.

И хотя Чапман, как и Бутина, не использовала вымышленного имени, действовала она более осторожно. Например, для общения с другими агентами использовала пароли и передавала информацию через частную сеть между компьютерами. Тогда как Бутина открыто переписывалась в мессенджерах и проявляла высокую активность в социальных сетях.

Несмотря на отличия, многие уже окрестили Бутину “алтайской Чапман”: обе хорошенькие россиянки для достижения своих целей использовали секс.
Раньше других сравнил девушек многолетний начальник Бутиной Торшин. “Ты превзошла Чапман: она позирует с игрушечными пистолетами, а ты — с настоящими”, — писал он своей помощнице весной 2017 года, когда ее подозрительную активность заметили американские СМИ.


ИЗ АКТИВИСТОК — В ПОДСУДИМЫЕ: Сегодня Мария Бутина (в оранжевой форме) находится под
арестом в Вашингтоне, а ее дело по обвинению в работе на спецслужбы РФ рассматривает федеральный суд

[Ozzy]

Не прошло и месяца с момента ареста Бутиной, как в прессе разразился новый скандал: авторитетная британская газета The Guardian написала, как после десяти лет работы в американском посольстве в Москве по подозрению в шпионаже была уволена гражданка России. То, что женщина в свободное от работы время регулярно встречалась с сотрудниками ФСБ, выяснилось в ходе специальной проверки в 2017 году.

По мнению Глиза, выявление шпионки в посольстве — плохой знак, так как указывает на провал разведывательных органов США в отсеивании чужих агентов, причем провал глубиной в десятилетие. И все же западные спецслужбы не дремлют, о чем говорят несколько громких скандалов последних лет.

Так, в декабре 2010 года полиция Лондона задержала 25‑летнюю россиянку Екатерину Затуливетер, помощницу Майкла Хэнкока, 64‑летнего депутата парламента и члена комитета безопасности. Девушку обвинили в использовании сексуальной связи с чиновником для передачи секретной информации в Москву. Та призналась в романе с боссом, однако сотрудничество с российскими спецслужбами опровергла.

В итоге суд оправдал Затуливетер, но некоторые эксперты по‑прежнему не верят в случайность ее связи с депутатом. Среди них и Глиз, который причисляет любовницу Хэнкока к шпионкам, которые соблазняют “страдающих ожирением и часто уродливых старых политиков”, чтобы выведать секреты.

Другие используют интим не для сбора информации, а для получения компромата. Жертвой такого приема летом 2009 года стал Джеймс Хадсон, заместитель британского консула в Екатеринбурге. Тогда на одном из местных сайтов появился профессионально снятый видеоролик об утехах дипломата с двумя проститутками, после чего Хадсон был со скандалом уволен и вернулся на родину.
“Секретные спецслужбы России могли подставить дипломата, чтобы сконфузить Великобританию, с которой у них сейчас неважные отношения”,— писали сразу после инцидента британские СМИ.

Спустя год, в апреле 2010‑го, под прицел охотниц за компроматом попали уже российские граждане: оппозиционеры и журналисты. В сети по*явились записи интимных сцен с участием публициста Виктора Шендеровича, журналиста Михаила Фишмана и некоторых других известных критическим отношением к Кремлю россиян. С ними в кадре была одна и та же девушка — модель Екатерина Герасимова по прозвищу Муму. Как потом выяснилось, она несколько лет подряд знакомилась с оппозиционными деятелями, представляясь журналисткой, а когда отношения переходили на стадию интима, делала запись на скрытую камеру.

О том, что у россиян есть “клубничный компромат” даже на американского президента, пресса заговорила в январе 2017‑го. Тогда экс-сотрудник британских спецслужб Кристофер Стил рассказал журналистам, что во время своего визита в Москву в ноябре 2013 года Дональд Трамп провел ночь в гостинице Ритц-Карлтон с проститутками, а россияне записали все на видео. И хотя этот факт пока не нашел подтверждения, его по‑прежнему широко обсуждают не только в прессе, но и в Вашингтоне.

Эксперты признают: секс-шпионаж — старый метод, которым пользуются спецслужбы многих стран мира. О его популярности в советской, а затем и российской разведке Олег Калугин, экс-генерал КГБ, ныне живущий в США, как‑то сказал: “В Америке и на Западе время от времени мужчин просят постоять за родину. Ну а мы в России просим женщин полежать за нее”.

Впрочем, “лежать за родину” готовы и мужчины. Так, в январе 2015‑го в США был арестован россиянин Евгений Буряков, подозреваемый в сборе секретной информации для СВР и вербовке студенток и сотрудниц финансовых консалтинговых компаний. Он был приговорен к 2,5 годам тюрьмы, но затем досрочно освобожден и депортирован в Россию. Эксперты отмечают, что современных российских шпионов, в отличие от советских предшественников, стала интересовать не только политическая, но и экономическая секретная информация.

При этом более опасными, по мнению Глиза, остаются все же не похитители информации, а агенты влияния — такие как Чапман и Бутина. Ведь им поручено не только выведывать секреты, а искать способ привести политику чужого государства в соответствие целям и амбициям своей страны.

Эксперты сомневаются, что свежий скандал с Бутиной приведет к перевороту в американско-российской дипломатии. Долгие годы обе стороны не допускали серьезных отклонений в отношениях из‑за разоблаченных разведывательных операций, поясняет Пиллар.
Однако ветеран ЦРУ отмечает: “Американские политики и без того с подозрением относятся к курсу Трампа в отношении Москвы и будут смотреть на подобные шпионские скандалы как на дополнительную причину вести себя с Россией жестко”.


СИЛА ТРЕХ: Россиянок Анну Чапман (слева), Марию Бутину (в центре) и Екатерину Затуливетер объединяет приятная
внешность и опыт жизни за рубежом, а еще — обвинения в (секс-)шпионаже против США и Великобритании.
Многие другие ещё просто не попались. Значит эта троица оказалась самой бездарной из всей шпионской армии Кремля,
или их кураторы дали заведомо провальные задания, используя женщин как безмозглое тело.

[Ozzy]

Три попытки Чемберлена

Есть категория политиков и людей, которых называют "сасу-сасу". Они наивно полагают что преступник стал жертвой обстоятельств, он обязательно одумается и исправится. Синдром сочувствия и параллельного сосуществования добра и... зла. Именно такая риторика применима к безвольным и недалёким людям, которые становятся основой и надеждой, для разного плана преступников, пытающихся использовать эту биомассу для смягчения приговора, получения преференций и облегчения жизни и избежания наказания. Но для политиков - это повод надеть мундир миротворца для повышения своего статуса в лице мирового сообщества. Так себя вёл убийца журналистов Кучма, который из подозреваемых преступников вдруг переобувшись стал сразу "лидером" непонятно чего.
Другие мотивы были у диктатора европейского разлива - Эрдогана, который давно правит Турцией, а вместе с трусливым ООН попросту преследовал коммерческие цели по продаже расиянских пестицидов в обход евро санкций.
А ещё были другие мотиваторы у Макрона, на которого у Кремля был компромат, в результате чего президент Франции звонил в Кремль по 2 раза в сутки интересуясь как там здоровьячко и не обидели ли Путлера чем-либо.
Но в цивилизованном обществе политическая проституция в виде сасу-сасу появилась раньше. Именно она приводит к потери времени и жертвам, которые можно было уменьшить более серьёзными действиями.
Поэтому приведу пример из статьи 2018-36.

80 лет назад британский премьер Невилл Чембер*лен трижды встречался с Адольфом Гитлером, пытаясь уберечь Европу от войны. Но тактика постоянного диалога с диктатором, которую и сейчас используют мировые политики, в 1930‑х закончилась трагедией
Олег Шама

7 сентября 1938 года в британской газете The Times вышла статья главного редактора Джеффри Доусона. В ней были такие строки: “Мы рекомендуем принять предложения, цель которых — сделать Чехословакию более однородным государством путем отделения от него чуждого ему населения, живущего по соседству с народом, с которым оно связано расовыми узами”.
Доусон давал такие бестактные советы Чехословакии, поскольку The Times служила рупором правительства. А хозяином на Даунинг-стрит в то время являлся Невилл Чемберлен. Такова была позиция его кабинета. Действующий премьер считался непревзойденным мастером личной дипломатии. Его методы уже тогда называли политикой умиротворения агрессора.

В начале 1938 года фюрер Германии Адольф Гитлер принялся собирать немецкие земли. В рейхстаге он заявил об “особых правах Германии на охрану немцев, проживающих вне рейха”. В соседней Чехословакии жили 3,5 млн так называемых судетских немцев, чьи предки осели там еще в ХIII веке. За пару лет нацистская пропаганда сумела их убедить: жить с чехами им нельзя.
В последние дни сентября Франция, Великобритания, Германия и Италия подписали Мюнхенское соглашение, которое открыло рейху ворота в Судеты. В течение следующей недели немцы оккупировали эту область. Официальная Прага вынуждена была на все это согласиться.
Лондон и Париж надеялись таким образом утихомирить Берлин, избежав большой войны на континенте. Ведь всего два десятилетия назад прекратили греметь “августовские пушки”.


"Я ПРИВЕЗ ВАМ МИР": С этой фразой британский премьер взмахнул листом бумаги с
текстом Мюнхенского соглашения, выйдя из самолета. Лондон, 30 сентября 1938 года

Тайное и явное

14 сентября 1938 года Гитлер прочитал телеграмму от Чемберлена: “Ввиду усиливающейся критической ситуации предлагаю немедленно нанести Вам визит, чтобы сделать попытку найти мирное решение. Я мог бы прилететь к Вам самолетом и готов отбыть завтра. Пожалуйста, сообщите мне о ближайшем времени”.
За семь дней до этого в Судетах произошли вооруженные столкновения между местными сепаратистами и правительственными силами. Затем, 11 сентября, Великобритания и Франция заявили, что в случае войны поддержат Чехословакию. А через два дня в Судетской области вспыхнул немецкий мятеж, и Прага ввела в регион войска, объявив там военное положение.

Гитлер выдвинул чехословацкому правительству заведомо невыполнимый ультиматум и пригрозил ввести войска в Судетскую область.

Потому‑то британский премьер и предложил фюреру встречу. В 8:30 утра 15 сентября Чемберлен отправился в Мюнхен. Вояж был непубличным, так как общение с нацистами дурно пахло.

Но представительство Чехо*словакии в Лондоне держало ухо востро. Посол Ян Масарик сообщил в Прагу: “Отлет Чемберлена был абсолютно тайным. Я очень опасаюсь, что старческие амбиции быть миротворцем Европы толкнут его к успеху любой ценой, возможно, и за наш счет”.

Почти 70‑летний Чемберлен тогда впервые в жизни летел самолетом. Путь был долгим: семь часов полета до Мюнхена, а затем еще три часа поездом до Бергхофа, резиденции Гитлера в Баварских Альпах.

“На протяжении почти всей поездки мимо проезжали армейские транспорты с солдатами в новой форме, со стволами винтовок, нацеленными в небо, что создавало драматический фон”, — так описывал финал этого путешествия Пауль Шмидт, переводчик Гитлера.

Ощущение приближающейся войны витало и в самом Берлине, откуда как раз и отбыл на переговоры Шмидт. Он так описывал столичные настроения: “Я нашел в глубоком унынии по поводу носившейся в воздухе угрозы войны не только министерство иностранных дел, но и своих друзей. Услышал немало резких слов в адрес Гитлера и узнал также о плане оппозиции арестовать его силами армии, как только он объявит о всеобщей мобилизации”.


МИРОТВОРЕЦ: Чемберлен ведет земной шар к миру по шаткой дощечке чехо*словацкого
кризиса. Шарж Дэвида Лоу в газете Evening Standard, поддерживающей премьера

[Ozzy]

Встреча в Бергхофе длилась три часа. Чемберлен попросил Гитлера о личном разговоре, хотя его сопровождали два помощника, а от фюрера не отходил глава его МИДа Иоахим Риббентроп.
Премьер начал с того, что при любых обстоятельствах следует исключить использование силы.
“Силы!? — воскликнул Гитлер. — Кто говорит о силе? Герр [Эдвард] Бенеш [президент Чехословацкой Республики] применяет силу к моим соотечественникам в Судетской области. Я больше этого не потерплю. Я возьму дело в свои руки!”

Пару дней назад в Мюнхене завершился съезд партии Гитлера (НСДАП), после которого еще не остыл ораторский задор фюрера. “Чемберлен не имел возможности вставить хотя бы слово, — описывал эту встречу американский историк Уильям Ширер, который в ту пору работал корреспондентом в Европе. — Но всякому терпению приходит конец, и он вмешался: “Если фюрер намерен решить этот вопрос с позиции силы, даже не дожидаясь его обсуждения, то зачем вы пригласили меня? Теперь что‑либо иное кажется бессмысленным”.
Немецкий диктатор несколько опешил, сбавил обороты и стал уверять, что судетские немцы имеют право на самоопределение.
Чемберлен сказал, что за ответом на вопрос о самоопределении ему нужно немедленно вернуться в Лондон — проконсультироваться с коллегами. Но он пообещал вернуться, попросив Гитлера до той поры не делать никаких враждебных шагов по отношению к Чехословакии.
Гитлер согласился, но уточнил: если не произойдет какой‑нибудь особенно ужасный инцидент.

Дома Чемберлена встречали как героя. Он еще был в небе, а Джон Мейсфилд, имевший официальный титул придворного поэта, уже сочинил оду по случаю триумфального возвращения премьера. С ней на передовице вышла все та же The Times вечером 16 сентября. Мейсфилд сравнил сэра Невилла с троянским царем Приамом, который тайно вышел из осажденного города на встречу со своим врагом Ахиллесом, чтобы забрать тело Гектора, собственного сына. “Так и ты в ночи шел просить тела юношей, еще не убитых на не начавшейся еще войне”,— славословил поэт.


ВЗАИМНЫМ ИЗМОРОМ: Вторая встреча британского премьера Невилла Чемберлена (слева за столом)
с лидером Третьего рейха Адольфом Гитлером в гостинице Дреезен (Годесберг) началась 23 сентября
1938 года за час до полуночи и продлилась несколько часов. Фюрер говорил своему визави, что
48 часов для эвакуации чехов из Судет вполне достаточно.

Ночная дипломатия

Тем временем в Праге 20 сентября в два часа ночи английский и французский послы Безил Ньютон и Виктор Делaкруa пришли на встречу к Бенешу. Они озвучили чехословацкому лидеру заявления своих правительств: Праге стоит уступить требованиям Гитлера.
Бенеш понял, что теряет союзников, один из которых — Франция — даже был гарантом независимости его страны. На глазах у президента выступили слезы.

Утром после ночного визита дипломатов Бенеш сообщил Штефану Осускому, чехословацкому послу в Париже: “То, что нам было предложено, мы посчитали ужасным, мы не могли поверить своим глазам, что Франция способна на нечто подобное. Это навсегда останется ее позором, а также Англии. Я демонстрировал на карте, насколько эти условия чудовищны”.
В прессе вышло коммюнике Бенеша: “Мы полагались на помощь своих друзей, но, когда встал вопрос об отторжении нашей территории силой, стало очевидным, что европейский кризис приобретает слишком серьезный характер. Наши друзья посоветовали нам купить свободу и мир ценой самопожертвования… Президент республики и правительство не имели иного выбора, так как оказались одни”.

[Ozzy]

Удар в литавры

22 сентября в курортном Годесберге (нынешний район Бонна) Чемберлен начал новые переговоры. Он сообщил Гитлеру, что с принципом самоопределения судетских немцев согласился его кабинет, а также французские министры. Даже чехословацкое правительство не против. Премьер привез Гитлеру план передачи судетских земель Германии с подробностями новых границ. В заключение он объявил о гарантиях, которые Франция и Великобритания собирались дать по новой германско-чехословацкой границе. Германия же в ответ должна была заключить с Чехо*словакией пакт о ненападении.

“После этого Чемберлен откинулся на спинку стула с выражением удовлетворения на лице, как бы говоря: “Разве не великолепно я потрудился в эти пять дней?” — писал Шмидт.
Гитлер спокойно заявил, словно сожалея: “Мне очень жаль, мистер Чемберлен, но я не могу больше обсуждать эти вопросы. После событий последних дней это решение уже не имеет практического смысла”.
“Чемберлен вспыхнул от гнева, осознав отношение Гитлера, его неблагодарность за все его труды. Его добрые глаза гневно блеснули из‑под кустистых бровей,— писал Шмидт.— Почему теперь Гитлер вдруг заявляет [такое], если выполнены все его пожелания, высказанные в Бергхофе?”
Гитлер заявил, что остаются неудовлетворенными претензии теперь еще и Польши с Венгрией к Чехословакии.

Поляки требовали у Праги “возвращения” Тешинской области со значительной долей польского населения. А мадьяры предъявили претензии на южные районы Словакии.
“Оккупация той территории Судет, которая отходит Германии, должна произойти немедленно! — отрезал фюрер.— Притеснение и террор, развязанный Бенешем, не допускают промедления”.
Уже охрипшим голосом он заявил, что следует обсудить немецкий план. А он больше походил на безоговорочную капитуляцию Чехословакии.

Весь следующий день переговорщики просидели в своих гостиницах — их разделял Рейн — и общались почему‑то письмами. Это был едва ли не последний случай, когда британец к Гитлеру обращался со словами “Мой дорогой рейхс*канцлер”. Но тот в ответ твердил о “несчастных жертвах чешской тирании”, и о том, чтобы “достоинству великой державы воздалось должное”.
За час до полуночи Чемберлен прибыл к Гитлеру в отель Дреезен. Фюрер озвучил свой меморандум по Судетам: войска Чехословакии убираются с указанных немцами земель. На эвакуацию чехам Гитлер давал два дня, причем любые предприятия в зоне оккупации должны были остаться нетронутыми. Также чехам следовало выпустить из тюрем всех политзаключенных — под ними подразумевались прогерманские сепаратисты. А затем Прага должна была провести внеочередные выборы.

“Но это же ультиматум! — воскликнул Чемберлен и, взяв себя в руки, заключил: — С чувством глубочайшего сожаления и разочарования, канцлер, я должен констатировать, что вы не приложили ни малейшего усилия, чтобы поддержать мои попытки спасти мир”.
Гитлер начал было объяснять, что и так дает много времени чехам — целых 48 часов. Но в этот момент адъютант внес ему записку. Ее прочитали вслух: “Бенеш только что объявил по радио о всеобщей мобилизации вооруженных сил”.
В комнате для переговоров повисла пауза.
“Это напоминало удар в литавры в симфонии,— писал Шмидт.— После литавр чешской мобилизации несколько тактов держалась тишина, затем скрипки тихо подхватили мелодию. Едва слышным голосом Гитлер сказал оцепеневшему Чемберлену: “Несмотря на эту неслыханную провокацию, я, разумеется, сдержу слово ничего не предпринимать против Чехословакии, пока продолжаются переговоры”.
Утром 24 сентября британский премьер уехал в Лондон думать, как дальше умиротворять Берлин.


УСАТЫЙ НЯНЬ: "Тс-с-с, он теперь успокоится. Возможно", — говорит Чемберлен в образе няньки,
пока его выкормыш-Гитлер занят бутылкой с надписью Мюнхенское соглашение. Карикатура социалиста Кена Хендерсона

Возьмем сами!

Через два дня советник британского премьера Горацио Вильсон привез фюреру письмо от Чемберлена. Он сообщал, что Чехословакия находит условия Гитлера неприемлемыми.
Фюрер, не дослушав послание, закричал: “Здесь не о чем вести переговоры!” — и едва не выбежал из комнаты. “Это была чрезвычайно неприятная сцена,— рассказывал Шмидт.— Особенно когда Гитлер вроде бы осознал, оказавшись у двери, насколько недопустимым было его поведение, и вернулся на место, как непослушный мальчишка. Теперь он взял себя в руки и дослушал письмо”.
Но потом Гитлер все-таки выкрикнул ультиматум: “Если они не согласятся на мои требования до 14 часов 28 сентября, в октябре я введу немецкие войска на территорию Судет. Я раздавлю Чехо*словакию!”.

Несколько часов спустя в берлинском дворце спорта фюрер прокричал речь, посвященную судетскому вопросу. Его бесил непокорный Бенеш: “Вопрос, волнующий нас больше всего, называется не столько Чехословакия, сколько герр Бенеш! В этом имени сконцентрированы сегодня чувства миллионов людей, оно заставляет их отчаиваться или наполняет их фанатичной решимостью!.. Теперь решение остается за ним. Или он принимает наше предложение, или мы придем и возьмем свободу сами!”
На следующий день фюрер устроил своеобразный парад дивизии, направлявшейся к чехословацкой границе. Ширер записал в дневнике: “Время было выбрано так, чтобы застать сотни тысяч берлинцев, выходящих из своих учреждений в конце рабочего дня. Но они быстро исчезали в метро, отказываясь смотреть на все это. Это была самая впечатляющая антивоенная демонстрация, которую я когда-либо видел”.

Утром 28 сентября к Гитлеру снова пришел Вильсон с новым сообщением из Лондона: “Если Франция, выполняя свои обязательства, будет активно вовлечена во враждебные действия против Германии, Соединенное Королевство сочтет необходимым для себя поддержать ее”.
Это означало, что фюрер должен был либо уступить, в том числе и Бенешу, либо начать войну, к которой рейх был еще не готов.
За два часа до истечения срока немецкого ультиматума Чехословакии в игру неожиданно вступили итальянцы. Тамошний дуче Бенито Муссолини отличался миролюбием, хотя и состояло оно в том, чтобы не ввязываться в вой*ну с крупными державами.

Чемберлен воспользовался итальянскими связями, чтобы сбить напряжение от своего утреннего послания и по*пытаться еще раз договориться с Гитлером.
Потому‑то к фюреру не*ожиданно явился запыхавшийся итальянский посол Бернардо Аттолико и передал якобы предложение Муссолини встретиться еще раз по вопросу Судет. Но уже в формате четверки — Германия, Италия, Франция и Великобритания.
Гитлер выдохнул, и 29 сентября Муссолини, Чемберлен и французский премьер Эдуард Даладье были уже в Мюнхене.

Эта встреча стала символом малодушия британского и французского лидеров. На нее все же пригласили Бенеша. Но из мнимого приличия союзники попросили чешскую делегацию подождать где‑то рядом, пока они подписывали все то, чего хотел Гитлер.
Чемберлен и Даладье отказали Германии лишь в одном — отужинать с Гитлером.

А в первых числах октября в судетских городах уже стояли солдаты вермахта. Они подзывали местных жителей к своим полевым кухням и удивлялись, почему никто не бежит за их кашей,— ведь пропаганда Геббельса уверяла, что Бенеш морил судетских немцев голодом.
К концу марта 1939‑го рейх проглотил и остальную Чехию.

[Ozzy]

Неправильные книги

Ужесточение цензуры, агрессивная пропаганда и шпиономания раскололи во второй половине 1960‑х годов советское общество на протестное меньшинство и послушное большинство. Так называемый процесс над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем стал красной чертой, за которой наступила тьма. Александр Пасховер

Великий прозаик, поэт, герой соцтруда, лауреат Ленинской и шести Сталинских премий, икона военной журналистики Константин Симонов 29 октября 1966 года пишет жалобу генсекретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу. Двумя годами ранее писатель готовил к выпуску дневники военного времени Сто суток войны. И вот цензура наложила запрет на их печать. Симонов внес более 40 поправок и купюр. Все зря, и поэтому он просит Брежнева вмешаться.
“Суть дела в том, что в моей книге о первых месяцах войны содержится и не может не содержаться критика культа личности [Иосифа] Сталина”, — сообщает писатель генсеку.
Симонов еще не знает, что времена оттепели позади. В СССР наступает ренессанс сталинизма и культа личности. Яркое тому свидетельство — суд над советскими писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем.

Их критические произведения, выходившие под прикрытием псевдонимов, печатались на Западе. Вот, например, цитата из одного из произведений Синявского: “Чтобы навсегда исчезли тюрьмы, мы понастроили новые тюрьмы. Чтобы пали границы между государствами, мы окружили себя китайской стеной. Чтобы труд в будущем стал отдыхом и удовольствием, мы ввели каторжные работы. Чтобы не пролилось больше ни единой капли крови, мы убивали, убивали и убивали. <…>. Прибегать к тем же средствам, какими пользовались наши враги, — прославлять великодержавную Русь, писать ложь в Правде, сажать царя на опустевший престол, вводить погоны и пытки”.

За подобное вольнодумство Синявский и Даниэль получили соответственно семь и пять лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии строгого режима.
Шум, который наделал процесс, всколыхнул страну, разделил ее писательский мир, да и вообще советский мир, на диссидентов и послушных слуг кровавого советского режима. Первые проявились в ничтожном меньшинстве. Вторые — в большом ничтожестве.


АЙ ДА ПУШКИН: Митинг гласности у памятника великому поэту,
5 декабря 1965 года. Первая в СССР демонст*рация не голодных и не рабов

[Ozzy]

Закручивание гаек

Неблагоприятное время избирает Симонов для жалоб генсеку. Дорогой Леонид Ильич и послушное ему политбюро ЦК КПСС в эти дни обсуждают план по ужесточению контроля над распустившейся интеллигенцией. Уже запрещены к печати Раковый корпус авторства восходящей звезды Александра Солженицына. Наложено табу на книгу о преступлениях нацизма, которую собирался издать Михаил Ромм, — Обыкновенный фашизм. Только что на экраны вышел одноименный фильм. В нем секретарь ЦК Михаил Суслов узрел намек на советский строй. Он так и спросил у Ромма: “Михаил Ильич, за что вы нас так не любите?”
И вот спустя две недели после симоновского письма генсеку в Москве проходит заседание политбюро ЦК КПСС. Ключевой вопрос — прорехи в идеологической работе, что стали особенно заметны в литературе.

Говорит Брежнев: Меня познакомили с новым произведением Константина Симонова. Оно, кажется, называется Сто дней вой*ны. В этом произведении Симонов заводит нас в какие‑то дебри. Подвергается критике в некоторых произведениях, в журналах и других наших изданиях то, что в сердцах нашего народа является самым святым, самым дорогим. Ведь договариваются же некоторые наши писатели до того, что якобы не было залпа Авроры, что это, мол, был холостой выстрел и т. д. <…>. Товарищи, никто до сих пор не выступил с партийных позиций по поводу книги Ивана Денисовича [повесть Солженицына Один день Ивана Денисовича, впервые опубликованная в 1962 году в журнале Новый мир], против некоторых концепций Симонова, против огромного количества мемуаров, издаваемых у нас, в которых показывается, какую выдающуюся роль сыграл в Отечественной войне [Никита] Хрущев.
Суслов: Вы помните, сколько было разговоров с Хрущевым о таком ошибочном произведении, как Октябрь в огне. Всем было ясно, что это националистическая книга, а Хрущев требовал ее издать. А об Иване Денисовиче сколько мы спорили, сколько говорили, но он же поддерживал всю эту лагерную литературу.

Александр Шелепин, председатель КГБ: Вот сейчас ставятся в театрах такие ублюдочные пьесы: Я снимаюсь в кино и другие [речь о пьесе Эдварда Радзинского Снимается кино]. Много у нас разного рода ненужных изданий, а подчас и вредных. О [Александре] Твардовском [главред журнала Новый мир], я считаю, мы много говорим. Его нужно просто освободить от работы. И это можно сделать не в ЦК, это может сделать Союз писателей.
Судя по длине стенограммы, 10 ноября 1966‑го заседание политбюро затянулось, что свидетельствует об актуальности проблем на идеологическом фронте. С тех пор страну, которая себя уже называет самой читающей в мире, и охватывает мания преследования неправильных писателей, драматургов, вольнодумцев.


ОСОБО ОПАСНЫ: Юлий Даниэль (на фото слева) и Андрей Синявский оказались на скамье подсудимых
не за то, что кого-то убили или ограбили, а за то, что выступили против тех, кто убивал и грабил

[Ozzy]

Заморозки

Всентябре 1965 года как гром среди ясного неба прокатилась весть об аресте двух писателей — преподавателя школы-студии МХАТ Синявского и писателя-переводчика Юлия Даниэля. КГБ потратил пять лет, чтобы вычислить этот творческий дуэт, публиковавший на Западе произведения с жесткой критикой сталинизма, ленинизма, да и вообще коммунистического строя.
Еврей Синявский взял себе русский псевдоним — Николай Аржак. Русский душой и по паспорту Даниэль принял еврейское имя Абрам Терц. Советская пресса жестко отреагировала на эту этническую рокировку. Было объявлено, что зло*умышленники пытались разыграть антисемитскую карту, намекая на то, что в СССР, этой цитадели интернационализма, евреи вынуждены маскироваться и прятаться.

Для виновников торжества с трудом нашли подходящую статью — 70‑ю УК РСФСР, антисоветская агитация и пропаганда. Ведь еще в декабре 1948‑го СССР подписал принятую ООН Всеобщую декларацию прав человека, где есть норма: “Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их”. А 125‑я статья советской Конституции, принятая еще 5 декабря 1936 года, гарантировала всем право на свободу слова, печати и пр. Так что использование псевдонимов и пересылка рукописей за границу не могли стать основанием для обвинения Синявского и Даниэля.
В день рождения Конституции, 5 декабря 1965‑го, Александр Есенин-Вольпин, математик, философ, поэт и сын великого поэта Сергея Есенина, предложил друзьям провести на площади Пушкина митинг гласности, где потребовать честного и открытого процесса над писателями. В руках участников акции, а их собралось до 200 человек, были плакаты. Один из них гласил: Уважайте советскую Конституцию!

Милиция, применив силу, довольно быстро вернула наивных демонстрантов к действительности. Впоследствии около 50 студентов, причастных к митингу, были отчислены из вузов. 23‑летний правозащитник Владимир Буковский и 17‑летняя поэтесса Юлия Вишневская отправлены в психиатрические клиники на принудительное лечение.
Митинг изменил стратегию власти в отношении неугодных. Если в самом начале наверху решили, что процесс над Синявским и Даниэлем следует провести тихо, то теперь стало понятно, что проводить придется громко. А значит, пора разворачивать тяжелую артиллерию агитпрома — широкомасштабную кампанию по разъяснению линии партии.

13 января 1966 года в газете Известия вышла разгромная статья Перевертыши. “Первое, что испытываешь при чтении их сочинений, — это брезгливость, — писал секретарь московского отделения Союза писателей Дмитрий Еремин. — Противно цитировать пошлости, которыми пестрят страницы их книг. Оба с болезненным сладострастием копаются в сексуальных и психопатологических проблемах. Как видим, на многое замахивается взбесившийся антисоветчик”.
Спустя пять дней в этом же издании Сулейман Рустам, поэт из Баку, завершил свой сверхэмоциональный манифест: “Перья, умеющие выдавать черное за белое, а белое за черное, должны быть сломаны. Место двух предателей — на скамье подсудимых”.

Синявского и Даниэля в пропагандистской прессе сравнивали с нацистами и сексуальными маньяками, шпионами и авантюристами. Посылая им всеобщее презрение, предрекая вечное забвение.
Нужный эффект был достигнут необычайно скоро. В редакции газет Правда и Известия полетели десятки тысяч писем от граждан и трудовых коллективов, требующих Синявского и Даниэля расстрелять. Хотя статья, по которой их собирались судить, не предусматривала такой меры. Как ювелирно высказался Даниэль в своей крамольной повести Искупление: “Вы думаете, это ЧК, НКВД, КГБ нас сажало? Нет, это мы сами. Государство — это мы”.


НЕ ЧОКАЯСЬ: Михаил Шолохов всегда хотел быть ближе к народу, но в ходе процесса над Синявским
и Даниэлем в этом стремлении зашел слишком далеко, тем самым покрыв себя вечным позором

[Ozzy]

Процесс пошел

Итак, 10 февраля 1966 года в помещении Московского областного суда на скамью подсудимых “за распространение клеветнических измышлений, порочащих общественный строй”, за агитацию и пропаганду, проводимую в “целях подрыва или ослабления советской власти”, усадили двух писателей — 41‑летних Синявского и Даниэля.
В зал заседания на так называемый публичный суд допускались только по спецпропускам. Это были правильные люди, и они излагали правильные тезисы.

“Синявский и Даниэль — люди с двойным дном, внутренние эмигранты. И вот самая настоящая оценка их произведений — это бормотание унитаза”, — эпатажничает Олег Темушкин, государственный обвинитель, замгенпрокурора СССР.
У писателя-баснописца Сергея Михалкова, автора текста советского и нынешнего российского гимна, слог выше, но смысл тот же: “Хорошо, что у нас есть органы госбезопасности, которые могут оградить нас от людей вроде Синявского и Даниэля”.
Эта суровая проза Михалкова вдохновила советского поэта Сергея Смирнова на такую же суровую поэзию:

И когда смердят сии натуры
И зовут на помощь вражью рать,
Дорогая наша диктатура,
Не спеши слабеть и отмирать!

Да она и не отмирала. Напротив, прорастала во все сферы частной и общественной жизни.
Спустя неделю по окончании процесса Литературная газета опубликовала заметку, в которой сообщалось о единодушном решении исключить Синявского из Союза писателей как “двурушника и клеветника, поставившего свое перо на службу кругов, враждебных Советскому Союзу”.

В это же время в Институте мировой литературы от работы был отстранен друг Синявского Андрей Меньшутин. За то, что знал, но не донес.
В защиту двух молодых литераторов выступила международная литературная общественность. Французские, итальянские, английские, американские писатели, а с ними более 300 профессоров университетов Франции, 63 советских литератора, актеры театров и кино, не утратившие человеческого достоинства, но утратившие чувство страха, ходатайствовали перед правительством за арестованных Синявского и Даниэля.

Кроме того, сами обвиняемые не дрогнули и не признали своей вины. В последнем слове Даниэль в ответ на обвинение в очернении действительности заявил: “Если вспомнить преступления во время культа личности, они гораздо страшнее того, что написано у меня и у Синявского. <…>. Никакие уголовные статьи, никакие обвинения не помешают нам — Синявскому и мне — чувствовать себя людьми, любящими свою страну и свой народ”.
По завершении процесса, в результате которого суд приговорил писателей к тюремному заключению и затем к ссылке, мировая общественность не успокоилась. Даже напротив. Нобелевский лауреат, французский литератор Франсуа Мориак даже написал письмо другому нобелевскому лауреату, Михаилу Шолохову: “Я умоляю своего собрата Шолохова ходатайствовать перед теми, от кого зависит освобождение Андрея Синявского и Юлия Даниэля”.

И Шолохов “походатайствовал”. В марте 1966 года, через месяц после судебного процесса, он выступил на XXIII съезде КПСС. “Попадись эти молодчики [Синявский и Даниэль] в памятные 20‑е годы, когда судили, не опираясь на уголовный кодекс, — ох не ту бы меру получили эти оборотни”.
То есть советский писатель Шолохов непрозрачно намекнул, что семь и пять лет строгого режима, полученные Синявский и Диниэль, — это мягкий приговор. По разумению Шолохова, их следовало бы расстрелять. Бурные аплодисменты в зале показали, что верхи соскучились по карающей руке.

Лидия Чуковская, дочь детского писателя и переводчика Корнея Чуковского, была ошарашена кровавым посланием Шолохова. Через самиздат она написала ему ответ: “Литература уголовному суду неподсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не тюрьмы и лагеря. Вот это вы [Шолохов] и должны были заявить своим слушателям, если бы вы и в самом деле поднялись на трибуну как представитель советской литературы. Вы держали речь как отступник ее. Ваша позорная речь не будет забыта историей. А литература сама вам отомстит за себя, как мстит она всем, кто отступает от налагаемого ею трудного долга. Она приговорит вас к высшей мере наказания, существующей для художника, — к творческому бесплодию”.

Так к середине 1960‑х процесс над двумя писателями разделил советскую интеллигенцию на два лагеря. Лагерь приспособленцев — или тех, кому было просто страшно идти против системы. И лагерь, представителей которого в последующие годы стали называть шестидесятниками, диссидентами. Брежневская эпоха первым обеспечила карьерный рост, ордена и медали, вторым — ссылки, тюрьмы, палаты психиатрических клиник и даже билет в один конец - закрытые лагери для испытаний химического оружия над людьми.

Полностью отбыв срок заключения, Даниэль уехал работать в Калугу, потом — в Москву. Его переводы появлялись в печати под псевдонимом Юрий Петров. Это безликое имя Даниэлю было спущено свыше. Синявский, выйдя на свободу, в отличие от своего друга, нигде не издавался. Его работы были табуированы. Позднее Синявский эмигрировал. На Западе сумел издать свои книги, написанные в лагере, — Прогулки с Пушкиным, Голос из хора, В тени Гоголя, а также роман Спокойной ночи.
О самом важном следе, оставленном Синявским и Даниэлем, сказал Варлам Шаламов в своем Письме к старому другу: “Их пример велик, их героизм бесспорен. Синявский и Даниэль нарушили омерзительную традицию “раскаяния” и “признаний”. Этого им система и не простила”.


ЧИТАТЕЛЬС*КИЙ ИНТЕРЕС: В 1962 году в Киеве прошла первая в СССР книжная ярмарка. Интерес к художественному
и документальному переосмыслению прошлого и на*стоящего стал набирать неслыханные прежде обороты,
особенно в Украине, которая пережила голодомор и другие зверства большевистского режима

[Ozzy]

Virus_Vova

Связанные с Россией хакеры превратили Украину в полигон для испытания кибероружия,
которое в дальнейшем Кремль готов использовать против куда более грозных оппонентов — США и ЕС
Галина Корба, Иван Верстюк



Утром 27 июня тысячи украинских чиновников, десятки тысяч предпринимателей и сотни тысяч прочих граждан приступили к своим обычным делам, еще не зная, что уже после обеда все они окажутся в ступоре. Госбюрократы не смогут выполнять свои функции, бизнес-структуры перестанут работать и начнут подсчитывать убытки, а обыватели не получат самых ординарных и привычных услуг: не сумеют снять деньги в банке, расплатиться в магазине карточкой или получить доступ к собственному электронному досье в медицинской клинике.
В тот вторник страна подверглась мощнейшей кибератаке — сервера государственных и корпоративных сетей парализовал вирус Petya.A. Его активность эксперты отметили в 64 странах мира. Однако, по данным разработчиков словацкого антивируса ESET, более 75 % атак Petya.A пришлись на Украину.

Хакеры торпедировали деятельность энергогенерирующих и энергоснабжающих компаний, объектов транспорта, ряда банковских учреждений, телекоммуникационных компаний. Вирус атаковал и Кабинет министров.
Александр Турчинов, секретарь СНБО, уже назвал атаку “элементом гибридной войны против Украины”, а СБУ распространила заявление, в котором заказчиком диверсии названы спецслужбы РФ.
Киберкатастрофа стала самой мощной за последние три года тайной цифровой войны, в центре которой оказалась Украина после свержения режима Виктора Януковича, оккупации Россией Крыма и начала боевых действий на Донбассе.

По данным отечественных и международных аналитиков, начиная с 2014‑го страну терроризируют хакерские группировки россиян — КиберБеркут, SandWorm, APT29 и Царская команда. “Вы действительно не сможете найти место в Украине, где не было нападения”,— говорит Кеннет Гирс, специальный представитель НАТО по кибербезопасности, которого цитирует международное издание Wired.

Эксперты из США и НАТО все чаще обращают внимание на украинские события. Делают они это не столько из любопытства, сколько из соображений безопасности: на Западе считают, что российские структуры отрабатывают в Украине владение кибероружием, следующей целью которого станут Штаты или европейские страны. И вмешательство российских хакеров в американские выборы лишь подтверждает обоснованность подобных опасений.
Алексей Ясинский, руководитель отечественной компании ISSP Labs, разработчика решений по информационной безопасности, также уверен: Украина — это не столько конечная цель, сколько полигон. Мол, у хакеров во время их многочисленных атак на энергетические и государственные структуры, была возможность добиться действительно разрушительных, необратимых последствий. Но они всякий раз отступали, как будто во время учений.

Если же отработанные в Украине механизмы хакеры Кремля применят в странах Запада, где уровень автоматизации намного выше, ущерб будет существенно больше, уверен Ясинский. “В структурах, где сохраняется механическое управление [как сейчас в Украине], риски гораздо ниже,— поясняет он.— Когда большинство процессов автоматизировано, киберсоставляющую можно расценивать как высокоэффективное оружие”.
Жертвами подобного оружия, если его применение приведет к техногенной катастрофе, могут стать тысячи людей — и это касается как Украины, так и США с Евросоюзом.